«Пока!» – подумал я, однако озвучивать свою мысль не стал. Сирил мне еще пригодится, вдобавок, судя по всему, у него наконец появились новости.
Крайне недовольный такой бесцеремонностью Ларример удалился, воздержавшись, однако, от замечаний. А кузен влетел в оранжерею, и улыбка его сияла ярче, чем электрическая люстра.
Сирил огляделся, не нашел, куда присесть и, ничтоже сумняшеся, устроился прямо на каменном бортике, презрев опасность уколоться о ближайший Grusonia grahamii.
– Вижу, твоя охота была удачной, – начал я, поскольку кузен старательно выдерживал паузу, делая вид, что рассматривает окружающее его многообразие суккулентов.
– Более чем! – заверил он, совершенно довольный собой.
– Выкладывай, – велел я, устраиваясь поудобнее.
– Его зовут Арчибальд Уэйн! – тут же сообщил Сирил самое главное.
– Уэйн? Что-то знакомое, – пробормотал я, по привычке склонив голову к плечу. Но имя начинается на «А», это уже неплохо!
– Ты, верно, встречал его у доктора Милтона, – объяснил Сирил, устав дожидаться, когда я вспомню. – Арчи у него стажируется.
– Ах, да! – щелкнул пальцами я. – Юноша бледный со взором горящим!
– Ну… почти, – ухмыльнулся Сирил. – Покутить он тоже не прочь. В меру, правда…
Я хмыкнул – странно было слышать от кузена такие речи.
– Я полагал, что вся его страсть направлена на микробы и прочие малоприятные вещи, – заметил я. – Он показался мне очень увлеченным медициной… Впрочем, это не важно. Выкладывай остальное.
Говорил Сирил вдохновенно, образно, то и дело вскакивая и прохаживаясь в опасной близости от моих питомцев (что, признаюсь, несколько меня нервировало – с кузена бы сталось в запале разгромить всю оранжерею). Видимо, пребывание в амплуа поэта сказалось на риторических умениях Сирила…
Если оставить лирику, то сухой остаток был таков.
Некая дама занедужила как раз перед Пасхой – слегла в постель с сильным жаром, кашлем и прочими угрожающими симптомами. Не на шутку испуганный лорд Блумберри немедленно послал за доктором Милтоном, который явился с ассистентом, тем самым Арчибальдом Уэйном. И, как водится, леди с первого взгляда покорила трепетное сердце юноши, до того полное лишь честолюбивыми мечтаниями открыть какой-нибудь новый вирус и назвать его своим именем. Надо думать, мистер Уэйн – действительно изрядный романтик, поскольку влюбиться в обливающуюся потом, растрепанную и непрестанно кашляющую женщину способны немногие. Впрочем, возможно, его покорила ее бледность (или наоборот – горячечный румянец) и ночная сорочка, не скрывающая толком того, что обычно прикрыто платьем.
Во время бдения у постели больной чувства росли и крепли пока, уже после ее выздоровления, не принесли плоды. Мистер Уэйн, как всякий влюбленный, желал объясниться с предметом своей страсти. Случай этот ему вскоре представился: когда в доме трое детей, один или другой непременно простудится, упадет, рассадив колено или с ним случится что-нибудь еще. На такие пустяковые вызовы доктор Милтон отправлял своего стажера, а тот и не думал отказываться: это ведь был повод лишний раз увидеть возлюбленную!
– Значит, у этого Арчибальда есть машина, – перебил я кузена.
– Доктор Милтон одолжил ему свой старый рыдван, – пояснил тот. – Он все равно ржавел без дела. Так вот…
В очередной раз явившись по вызову (кажется, младшая дочь леди съела что-то не то), Арчибальд решил рискнуть. Сделал он это со странной для медика поэтичностью, подсунув взволнованной даме записку в стихах, спрятанную в сложенном рецепте микстуры для девочки. Надо сказать, при этом он изрядно рисковал, поскольку на послание могла наткнуться няня или горничная. Однако пылкому юноше повезло – дама его сердца очень беспокоилась о детях, старалась контролировать все лично, и послание достигло адресата.
Должно быть, весна и излечение от тяжелой болезни поспособствовали тому, что дама забыла осмотрительность. Между ними завязалась горячая переписка. Способ сообщения дама где-то вычитала, и он показался ей весьма романтичным, а кроме того – надежным…
– Вроде бы все сходится, – задумчиво сказал я. – Сирил, а имя этой дамы Арчибальд называл?
– Один раз, случайно выскочило, он уже пьяный был в лоскуты, – ответил кузен. – Но я немедленно все забыл, как ты и велел. Я не хочу, чтобы мне оторвали голову два раза. Или там разорвали на части лошадьми.
– Сирил, мне надо удостовериться, что это именно та самая дама! – нахмурился я, мысленно усмехнувшись сходству наших мыслей. Все совпадало, но лишний раз проверить все-таки стоило. – Хватит валять дурака! Ни за что не поверю, будто ты все разом позабыл…
– Ты велел – я забыл, – гордо ответил он.
– Потрясающе. Можно писать роман: «Сирил Кертис и чудеса педагогики»! – саркастически сказал я. – А все-таки?
– Ну… пожалуй, единственное, что я помню, так это то, что ее имя начинается с той же буквы, что и у миссис Вашингтон, – подумав, выдал кузен. – Да и Арчи называл ее госпожой М., и только. И даже не говорил, блондинка она или брюнетка… Говорю же, мне пришлось напоить его до синих чертей, чтобы хоть что-то выведать!
– И на том спасибо, – усмехнулся я, погладив рассеянно свою любимицу Discocactus horstii по имени Сигрид. – Так, значит, теперь они переписываются регулярно?
– Раз или два в неделю, – пожав плечами, подтвердил Сирил.
– Хорошо, – задумчиво проговорил я, размышляя. Теперь мне было известно, кто такой таинственный «А.» и как между ним и леди Блумберри завязалась переписка. Однако что теперь делать с этими сведениями? Положим, я расскажу лорду Блумберри, и что потом?